Или он что-то подозревает?

В моем обращении в живого мертвеца, как я сообразил вскорости после того, как стал хозяину прислуживать, маг допустил серьезную ошибку. Ритуал создания зомби из мертвого тела обязательно включает в себя полное избавление будущего мертвяка от каких бы то ни было следов живой личности. Говоря по-простому, зомби должен быть умен настолько, чтобы понимать, что хочет от него хозяин и господин, и туп во всем остальном.

Однако же я не лишился возможности осознавать. Я помнил свое прошлое, Леду, себя. Я мыслил ровно так же, как и при жизни. Меня переполняли ненависть и горе…

В общем, я пришел к выводу, что с местью стоит немного повременить. Сперва следует втереться в доверие, приблизиться, быть может, даже разузнать, в чем заключалась ошибка оккультиста (как я ни старался, а ничем иным так и не смог объяснить того, что до сих пор разумен). Когда-нибудь Свендр, нынешний слуга мастера, окончательно развалится, он уже и так почти полностью разложился, еще немного, и он не сможет даже стоять на прогнивших ногах. И тогда я окажусь рядом — бессловесный, покорный с виду. И вот тогда я отомщу.

Никогда не забуду тот день, когда смог, наконец, вновь управлять самим собой. Удивительно, но оккультист, убивший меня, не просто так рассуждал о моем желании услужить — тело, обретшее по его воле вторую жизнь, и вправду стремилось во всем угодить своему мастеру. Я не сопротивлялся, изо всех сил делая вид, что так же туп, как и Свендр. Так же ходил, подволакивая ноги, и нечленораздельно мычал, когда ко мне обращались.

Ежевечерне, когда солнце скрывалось за краем земли, мастер проводил ритуал, поддерживающий в его слугах то странное подобие жизни, которое позволяло трупам двигаться, понимать приказы и покорно служить хозяину. Взметались к темному небу языки пламени; оккультист, потрясая костлявыми конечностями, с исступлением выкрикивал слова заклинания, взывал к непонятным, без сомнения темным, силам.

После таких ритуалов я чувствовал себя будто заново рожденным, прибавлялось сил, и даже гнилостный привкус во рту ослабевал. Подозреваю, что и Свендр испытывал нечто подобное, только вряд ли его разумения хватало, чтоб понять это.

Постепенно мое посмертное существование обретало некое подобие устаканившегося быта. Днем мы со Свендром, согнувшись под тяжестью доверха набитых пожитками мешков, послушно тащились за лошадью оккультиста, а когда он решал сделать привал, раскладывали походный шатер, разводили огонь, готовили нехитрый харч…

О цели своего похода мастер никогда не говорил. Лишь по вечерам, уединившись в своем шатре, он бурчал что-то себе под нос, низко склонившись над картой и водя по ней костлявым пальцем. Я много раз пытался подслушать его, прижавшись ухом к плотной ткани, но ничего не мог понять из его бессвязного бормотания.

Проведя вечер над картой, мастер сворачивал ее и прятал в походный цилиндр, обтянутый кожей.

Как раз перед тем, как отойти ко сну, оккультист проводил над нами ритуал. А потом, поручив Свендру охранять себя, ложился и сладко дрых до самого утра. Свендр, послушный приказу, всю ночь бдительно следил за тем, чтобы ни одно существо размером хотя бы с мышь не могло приблизиться к шатру. Это был идеальный момент для моей мести, если бы не одно «но», — я также входил в число тех, кому не следовало приближаться к шатру в ночную пору.

Сидя у костра, я ночи напролет пытался придумать, как же проникнуть внутрь, но в голову не приходило ни одной стоящей идеи. Кроме лишь одной — ждать и надеяться на чудо. В конце концов, назад мне дороги нет, и время теперь имеет для меня весьма малое значение.

И я ждал.

Костер прогорел быстро. Красные уголья еще давали немного тепла, но и они должны были вот-вот рассыпаться серым пеплом.

— Почему он потух?! — визгливо отчитывал нас со Свендром оккультист. — Почему, я спрашиваю? Неужели нельзя было искать дрова тщательнее?!

Я украдкой оглядел окружающие бивуак голые каменные склоны. И промычал что-то нечленораздельное, подражая Свендру.

— И зачем я вообще тебя создал, неблагодарный?

Мне нестерпимо захотелось прямо тут наброситься на него и задушить голыми руками. Но я сдержался — в любой миг, не произнося ни звука, оккультист мог прекратить мое нынешнее существование одним только усилием мысли, но я не желал умирать, оставив его попирать ногами этот мир. И потому сдержался.

Оккультист бушевал долго. Какими только словами он не поносил Свендра и, в особенности, меня. Кричал, что едва успел исполнить ежевечерний ритуал, а теперь, устав, вынужден ложиться спать в холоде.

— Никакого, даже самого простого дела доверить нельзя! — Наконец утихомирился чародей. — Свендр! Поди за дровами, живо! Да смотри, без них и не возвращайся!

Привычное уже мычание раздалось над моим ухом.

— А ты будешь охранять меня. Надеюсь, хоть это тебе по силам! — вновь возвысил голос оккультист.

Внутренне я возликовал. Вот он, мой шанс отомстить. Свендр вернется еще не скоро — я тщательно облазил все окрестности в поисках подпитки для огня, но мы были слишком близко к вершинам гор, и тут, в холоде и вечных снегах, уже не оставалось годной к сожжению растительности.

Кряхтя и поругиваясь, оккультист забрался внутрь шатра. Немного повозился и затих. Выждав для надежности, я тихонько прополз под пологом шатра, ежесекундно дергаясь от страха, подобрался к оккультисту. Он спал, не снимая маски, закутавшись в плотную медвежью шкуру. Серая кожа век слегка подрагивала, из-под плотной черной ткани доносилось едва слышное сопение.

«Вот и пришла пора, — подумал я, — отомстить тебе за то, что ты со мной сделал. Лежишь, сопишь себе тихо-тихо… Сны, наверное, видишь. А мне теперь ни сон, ни дыхание не нужны…»

…Старый наемник, вместе со мной сражавшийся против зеленокожей нечисти — орков, троллей, великанов — в той, совсем другой, настоящей жизни, как-то рассказывал мне, что, ежели убить оккультиста — вслед за ним помирают и все созданные им зомби. Я надеялся, что ветеран не ошибался, — ни к чему таким, как мы со Свендром, топтать эту землю.

Как ни странно, я не чувствовал никакого сожаления, что мое жалкое подобие жизни вот-вот оборвется. Наверное, я просто смирился, наконец, с мыслью, что мертв, и ничто не поможет мне вернуться к жизни, как бы я ни жаждал ее. Пожалуй, умереть окончательной смертью, заснуть навечно — единственное благо, доступное мне теперь.

Я не стал тратить время на воспоминания о том, чего лишился. Чем дольше я буду сидеть тут, с ненавистью глядя на оккультиста, и жалеть себя, проливая слезы о любимой невесте и несостоявшейся свадьбе, тем меньше у меня шансов отомстить и окончить свои страдания. И потому я просто сжал пальцы на тощей шее оккультиста и сжал их изо всех сил.

Хруст шейных позвонков стал для меня почти музыкой. Вот и все. Теперь и мы со Свендром тоже обретем покой. Я уселся рядом со стремительно остывающим телом, закрыл глаза и принялся ждать.

Издалека раздался вопль, очень похожий на обычное мычание Свендра, но заполненный отчаянием.

«Готов», — про себя прошептал я. И продолжил терпеливо ждать запаздывающую смерть. Я свежее, сильнее, наверное, проживу на пару часов дольше развалины-Свендра…

…Солнце трижды покинуло небосклон и вернулось — я наблюдал за пробивающимися сквозь тяжелые складки шатра лучами. Труп оккультиста, даже несмотря на царящий холод, уже пованивал, а я все еще был, скажем так, жив. И ничего не понимал.

Свендр приполз в лагерь спустя час после смерти хозяина — и окончательно издох на пороге шатра. А я жил уже четвертые сутки и, кажется, тело мое умирать окончательно не собиралось.

Сначала меня охватило отчаяние — как же так? А потом…

Я долго сидел и размышлял над причинами — солнце успело совершить еще один оборот вокруг всего мира.

Все мое существование после смерти должно было свестись к прислуживанию убившему меня оккультисту. Но в результате ошибки я сохранил не только разум, но и чувства.