Теург возразила:

— Оплошность ли? Ты забыла, что только он из всего отряда находился в зале совета, когда был разрушен Посох Духа? — Она поднялась, услышав совсем близко волчий вой. Однако нападения не последовало, и лагерь вновь погрузился в полудрему, хотя спать днем было и непривычно.

— Очень не нравится мне все это, — покачала головой Тиаль. — Словно затишье перед ураганом — уже неделя без происшествий, если не считать волков.

— Они ведут себя так, словно охраняют оборотня, — задумчиво произнесла Иссиана. — А это значит, он в нашем отряде.

— Почему же тогда твоя магия не смогла его выявить, дриада? Ты же испытывала каждого жезлом. Или снова будешь говорить, что тень Древа растет, а эльфийская магия слабеет? — прищурилась было Тиаль, но вспомнила, что то же самое говорили в каждом лесу.

Иссиана молча подняла листок, упавший с клена, под которым они расположились. Его алые, как волосы Тиаль, кончики были совершенно сухими. Дриады искали гниль в древах, а тем временем рощи стали засыхать — что-то высасывало их соки, и под ногами все чаще слышался шорох сухих листьев и хруст сломанных ветром веток. Дриада, глядя на лист, вытерла слезу, и Тиаль мгновенно оставила закравшиеся было подозрения. Но этой влагой не излечишь Леса…

— Если мы не доберемся до Посоха Духа, наш конец близок, — вздохнула теург. — Только вот боюсь, что нежить не даст. Как же раскрыть оборотня среди нас, если он не выдал себя даже в битве в лесу Вереска? В отряде начинается взаимное недоверие, а нет ничего хуже, когда не можешь доверять товарищу в бою и ждешь удара в спину.

Иссиана приняла последнюю фразу на свой счет.

— Как только лорд вернется, я покину вас, Тиаль, — холодно произнесла она. — Мне нельзя долго без моего дерева.

— Даагона нет слишком долго! — не выдержала теург. — Неужели даже Хоэрин не смог поставить его на ноги? Он же сказал: раны не смертельные.

— Пока еще нет. Но они могут стать смертельными, — тихо сказала дриада. — Могут, если лорд не переборет магию проклятого меча. Боюсь, он не доживет до того дня, когда эльфы найдут Посох Духа. Тогда Альянсу придется сжечь древо Эрсетеа, потому что оно потянется к его сыну, блуждающему корню. А если они его сожгут, твоего мальчика уже ничто не сможет защитить от Древа Смерти. Он перевоплотится.

Тиаль, оперев локти в колени, опустила лоб в сцепленные ладони. Теург клана Гаэтер не может позволить себе плакать. И не может позволить себе ненавидеть.

Эоста тоже не могла спать, хотя мышцы непривычных к длинным походам ног сводило от боли. Пока было светло, девушка плела новую сетку для сферы лорда — лоза быстро пересыхала, ломалась, и эльфийка боялась потерять артефакт.

После боя в лесу Вереска Тиаль не стала забирать у нее сферу. Она окинула пророчицу долгим взглядом и вдруг улыбнулась: «Лорд в тебе не ошибся. Кому попало его кристалл силы не откликнется. Храни его».

Увлеченная работой Эоста вздрогнула, когда веточка, за которой она потянулась, сама прыгнула в ладонь. Подняв глаза, эльфийка встретилась с озабоченным взглядом юнита Кимерта. Воинская доблесть для эльфов не могла искупить запятнанную честь, поэтому с бывшим стражем по-прежнему мало кто желал общаться, и он чувствовал себя в отряде изгоем.

— Эоста, ты не знаешь, когда оборотни спят? — тихо спросил он.

Девушка пожала плечами, сосредоточенно оплетая сферу. Кимерт подал ей новую веточку вместе со следующим вопросом.

— А ты знаешь, что происходит с оборотнем, если он уснет при Большой луне?

— И что же? — Она никогда над этим не задумывалась.

— Он не сможет удержать во сне личину и станет зверем, — ответил Кимерт. — А кто у нас в отряде никогда не спит при Большой?

— Ты думаешь, он среди нас? — нахмурилась пророчица. — Но у оборотней вторая ипостась — не эльфийская.

Юнит пожал плечами:

— Если в Безлуние они теряют силы, то в Двулуние вполне могут обретать дополнительные возможности.

— И потому волки так себя ведут?

Кимерт кивнул.

— Думаю, да. Потому оборотень и вынудил нас идти по ночам, а привал устраивать в полдень, когда солнце высоко. Мы лишь выматываемся, а не отдыхаем в это время в отличие от него. Скоро мы все окончательно обессилим, и отряд можно будет брать голыми руками.

— Ты подозреваешь кого-то конкретного?

— Пока нет. Но я вспомнил: Сонил, Тинира и Энрах всегда попадали в дозоры на время Большой, когда мы шли днем.

— А страж Диноэль?

— О нем ничего не помню. Он какой-то совсем незаметный.

Оба посмотрели на невзрачного эльфа, спавшего, как убитый, в тени дерева. Накинутый плащ укрывал его с головой, защищая от солнечных бликов.

Тут Кимерт заметил, что к ним направляется Энрах, и поспешил убраться от греха подальше: тот бдительно следил, чтобы к пророчице не подходил никто, кроме него.

— О чем тебе шептала эта лиса? — нахмурился страж троп.

Девушка промолчала.

— Почему ты на меня не смотришь, не говоришь со мной? — Энрах присел на корточки, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Я ведь тебе не враг, Эоста. Я беспокоюсь за тебя. В отряде есть предатель, он идет с нами от самой столицы.

Ее ресницы дрогнули, но не поднялись.

— И как раз Кимерта я подозреваю в первую очередь, — продолжал Энрах. — Если этот червяк еще раз подойдет к тебе…

— А если ты еще раз подойдешь ко мне, — перебила она, сосредоточившись на лежавшей на коленях сфере, — то я расскажу Тиаль, кто стоял у лорда на груди, когда тот лежал на углях.

Энрах упал на колени, пытаясь взять ее ладони в свои, но Эоста быстро убрала руки за спину.

— Не делай этого, любимая, — жарко зашептал страж троп, умоляюще заглядывая ей в лицо. — Ты же не убийца, Эоста, и не можешь ею стать. Ведь ты чиста как небесный ангел. Я же не знал, что там, под его спиной, какой-то раскаленный меч, а угли лорду не страшны, он и с костра инквизиторов уходил невредимым. Я лишь хотел, чтобы он оставил тебя в покое. Он лишит меня даже той малости, что ты мне позволяла, — просто быть рядом и видеть тебя. Только рядом с тобой я могу стать другим, лучшим, только в тебе мое спасение!

Он умолк, ожидая ее ответа, и услышал:

— Изыди!

Горькие морщины прочертили лицо Энраха, и в его голосе зазвучала мука:

— Не гони меня, Эоста! Ты же не знаешь… не знаешь, что ты для меня значишь с того самого мига, как я в свите лорда подъехал к храму Галлеана близ Элаана. Там была битва, помнишь? Ты стояла над грудами праха, как скорбный ангел, сошедший с небес и увидевший, что на земле все мертвы. Все до единого. И как будто в твоих руках — спасение, но спасать уже некого, ты принесла надежду сердцам, но они мертвы… Это страшно, Эоста, когда ангелам некого спасать. Не лишай меня надежды. Я живу лишь в миг, когда ты смотришь мне в глаза. В этот миг я вижу, что в мире есть что-то еще, кроме ада!

Она молчала, низко опустив голову. Сфера на ее коленях замерцала крохотным огоньком. Энрах поднялся, отошел в сторону, сжав кулаки, и чуть повернул правый, как поворачивают ключ в замке. Сфера погасла, но тут же затлела снова.

Пророчица закрыла огонек руками, прикусив губу. Может быть, это случайное совпадение, но почему ей так захотелось спрятать артефакт лорда подальше от жгучих глаз стража троп? Как и саму себя.

Перестанет ли зло быть злом, если полюбить его?

Девушка отложила артефакт и склонилась над кучей длинных и тонких, как иглы, листьев, чтобы выбрать материал для веревки. А когда выпрямилась вновь, сферы уже не было.

Вскочив, Эоста первым делом отыскала взглядом вора Сонила. Тот все еще шептался с Тинирой, да и вряд ли он успел бы украсть артефакт. Энраха нигде не было видно.

— В путь! — пронеслось над лагерем.

Вскоре отряд уже продолжал поход, и каждый в пути подозрительно косился на соседа.

Так эльфы и шли за Посохом Духа — каждый сам по себе, а волки сопровождали их дружным воем, продиравшим до озноба.

Глава 9. Проклятие меча

Когда Лиэн чувствовал, что начинает терять контроль над собой, он убегал и плелся далеко позади, уверенный — уж след-то меча он точно не потеряет. Когда отца настигал приступ, единорог возвращался за сыном. Охотник приводил полумертвого в чувство и снова исчезал, едва услышав вопрос: