– Как ты себя чувствуешь? – пристально наблюдая за ней, спросил Хартвиг.

– Отвратительно, – честно призналась Ивонна, ища платок, чтобы отереть руку.

– Тебе больно? – с тревогой уточнил воин. – Рана кровоточит?

– Харт, – вскипела Ивонна, – сколько можно повторять: я не ранена!

Вот бы закрыть глаза – и очнуться уже в мягкой чистой постели, слушать пение птиц за окном, до самого обеда читать книгу о рыцаре Торвальде и мечтать, мечтать… О чем? Ивонна в смятении огляделась. Вот же то, о чем она читала в романах. Поле боя, тела мертвых врагов. Не хватает только рыцаря, устало опирающегося на меч, обагренный кровью. Именно таковы будни книжного героя – бесконечные битвы, сражения, смертельная опасность, громкие победы.

Так ли давно она сетовала на свою спокойную размеренную жизнь и мечтала испытать все эти приключения? Так вот же они, перед ней. Почему же на сердце так горько? Почему так тихо? Не слышно ни щебета Адонии, который в пути заглушал стук копыт и невыносимо раздражал Ивонну, ни монотонного голоса мага, рассказывавшего о местах, которые они проезжают, ни смеха воинов, то и дело подначивавших друг друга.

– Где все? – с замирающим сердцем спросила она Хартвига, с дрожью отметив, что за прошедшую ночь он постарел лет на десять. А может, это просто ночь морочит ей голову, наложив на лицо воина болезненные тени и обострив его черты.

Хартвиг назвал имена двух мечников, Дина и Кельса, и махнул рукой куда-то в сторону.

– А остальные? – еле слышно спросила Ивонна.

Тяжелое молчание Хартвига было ответом.

– Никто не выжил? – с дрожью уточнила она. – Даже Огастес?.. и Адония? Что же нас спасло? – Она огляделась.

– Не что, а кто. Мы живы благодаря Вернеру.

– Кто это? – не поняла Ивонна.

– Тот парнишка, которого мы подобрали по дороге. Он оказался учеником мага.

– Учеником? – с недоверием протянула Ивонна. – И ты хочешь сказать, что не удалось Огастесу, сделал ученик?

Хартвиг дернул шеей. Мол, сама погляди.

– И где же сейчас этот герой? – поинтересовалась Ивонна.

Воин взглядом указал куда-то в сторону. Ивонна повернулась и увидела распростертого на земле юношу. Рядом с ним валялась раскрытая книга.

– Он мертв?

Хартвиг со скорбным видом кивнул. И тихо добавил:

– Главное, что ты жива.

– О чем ты? – встрепенулась Ивонна, ощутив недосказанность в его словах.

– Он спас тебе жизнь, – сообщил Хартвиг. – Истратил последние силы на то, чтобы исцелить твою рану.

– Опять эта чепуха? – возмутилась Ивонна. – Сколько раз повторять, у меня нет никаких ран и вообще…

Она внезапно осеклась, вспомнив перекошенное лицо тролля, оторвавшего дверь кареты. А когда она забилась в угол и не хотела выходить, он наотмашь полоснул ее искривленным клинком, и от мучительной боли под сердцем она потеряла сознание.

– Значит, он был хорошим учеником, – глухо сказал Хартвиг и отвернулся.

Ивонна, подобрав путающуюся под ногами юбку, поспешила к мертвецу, спасшему ей жизнь. Солнце постепенно подбиралось к полю, прогоняя мороки ночи. И в робком утреннем свете можно было разглядеть лицо юноши до мелочей. Бледная до синевы кожа, болезненно запавшие щеки, решительно сжатые бескровные губы, черные круги под глазами, длинные ресницы. Веки были сомкнуты, и ей уже никогда не узнать, какого цвета глаза были у ее спасителя. Когда она мельком взглянула на него из окна кареты, он показался ей малоинтересным. Чумазый, перепачканный с ног до головы в пыли путник. Где уж там было запомнить цвет его глаз?

Теперь же, с этими тенями под глазами, с этими сжатыми губами, он напомнил ей рыцаря Торвальда – изможденного битвой с чудовищем, усталого и доблестного. Впервые в жизни Ивонна представила в роли любимого героя не жениха, а кого-то другого. Раньше ей казалось, что никто из тех, кого она знает, не может сравниться доблестью с Торвальдом. Кроме Дамариса.

И вот теперь безвестный паренек в старой залатанной одежде проявил отвагу и благородство, свойственные настоящему рыцарю. Ивонна отыскала безвольную руку юноши, сжала ее в своей ладони, и на глаза невольно набежали слезы. Он еще такой молодой – ее ровесник, или, может, чуть старше. Ему бы еще жить да жить! Почему он не смог исцелить себя, если сумел спасти ее? Ивонна вдруг замерла от внезапной мысли. Но нет, не может быть! Зачем ему спасать ее ценой своей собственной жизни? Она ему никто, он даже на службе у нее не состоял.

– Харт, – тихо позвала она воина, – почему он не успел исцелиться сам?

– Ты была на волосок от смерти. Он торопился спасти тебя.

Слезы брызнули из глаз Ивонны, упали на неподвижную руку юноши, которую она продолжала сжимать в ладони. Первые лучи солнца скользнули над лесом, осветили край поляны и побежали вперед, стирая тени ночи и возвращая краски дня. Преобладающими цветами были красный – цвет людской крови и зеленый – цвет кожи врагов. Как с отвращением заметила Ивонна, кровь орков была такой же зеленой, как их тела.

– Нужно убираться отсюда, – окликнул ее Хартвиг. – Карета сломана. Но, на наше счастье, несколько лошадей уцелели. Сможешь ехать верхом?

– Да, конечно. – Ивонна украдкой смахнула слезы.

За ее спиной Хартвиг отдал распоряжения двум оставшимся в живых воинам, и начались сборы к отъезду.

– А я ведь даже не знаю, откуда ты и зачем направлялся в Траморию, – прошептала Ивонна. – Кто ждет тебя там – мать, невеста, брат, учитель? Кто из них будет оплакивать тебя? Кто будет с надеждой ждать твоего возвращения?

Ивонна последний раз взглянула на Вернера. Солнце осветило его лицо, беспощадно обнажив и ссадину на лбу, и налившийся синевой синяк на скуле, и чумазые подтеки на щеках. Так вот какими рыцари бывают после схваток с чудовищами, горько заметила Ивонна. В книгах об этом не пишут. Сможет ли она теперь им верить?

В книгах герои никогда не погибают, самые страшные раны не мешают им продолжать путь, и даже после кровопролитной битвы они по-прежнему красивы, а их одежда чиста и свежа. А первая же битва, которая развернулась на ее собственных глазах, стала настоящим побоищем, и выжили лишь несколько человек. Если книги врут о жизни и смерти, что, если и о любви они врут? И такой любви, как между Торвальдом и Донателлой, на свете тоже не бывает? Луч солнца скользнул ниже, в вороте рубашки Вернера сверкнула золотистая цепочка, и Ивонна потянулась к ней, движимая любопытством. Интересно, что за подвеску носил ее спаситель на груди? Но тут ее окликнул Хартвиг.

– Иду, – отозвалась она, убирая руку. Что ж, пусть эта тайна останется с ним. А затем прошептала, глядя на мертвого юношу: – Спасибо тебе, Вернер.

Напоследок задержав руку юноши в ладони, Ивонна подумала, что перед отъездом надо похоронить его по-человечески. И Огастеса с Адонией и другими их погибшими воинами бросать на поле боя нельзя. Они сложили головы из-за нее и заслужили покоиться в земле. А вот орки пусть идут на корм птицам и зверям.

Она уже разжала пальцы, собираясь осторожно положить руку юноши на землю, как в последний момент его пальцы дрогнули и стиснули ее ладонь, силясь удержать.

Ивонна ахнула.

Вернер открыл глаза.

Глава 5

Предложение

Дороги до Трамории Вернер не помнил. Ненадолго приходя в сознание, он вновь погружался в забытье. Наяву он слышал лошадиное ржание, стук копыт, протяжный скрип повозки, которая трещала под ним, и успокаивающий, мелодичный, как перезвон колокольчиков, незнакомый женский голос.

– Потерпи, – повторял он, – мы скоро приедем. Тебе помогут.

Это ангел, понял Вернер. Тот самый ангел, которого ищет обладатель страшного голоса.

– Он ищет… тебя… – пытался предупредить Вернер, едва шевеля пересохшими губами и превозмогая боль в боку. – Он не остановится… Беги…

– Он бредит, – удрученно сообщал кому-то ангел, и Вернер терял сознание, истратив последние силы на то, чтобы предупредить недоверчивого ангела.

Потом повозка куда-то исчезла. Он лежал на кровати. И уже не было слышно ангела. Лишь монотонное бормотание тихого женского голоса, похожего на шум дождя. А еще были руки: широкие, похожие на голубиные крылья, ладони, которые выступали из просторных коричневых рукавов и парили над ним, принося облегчение истерзанному болью телу.