— И с чего ты взял, что именно я перерезал и этим ножом?

— Да просто подумал — вдруг ты. У всех длинные эльфийские кинжалы, а перышко я заметил только у тебя. Только это ерундовина какая-то, а не нож, костяшка тупая. Выбрось ты ее, друг, я тебе лучше за спасение свой кинжал подарю. Гляди какой!

Он снял ножны с пояса и протянул Лиэну, но тот покачал головой:

— Мне мой нож дорог, как память о друге. А кинжал оставь себе… тоже на память.

— А, тогда ладно. — Вор с нескрываемой радостью пристегнул ножны обратно. — Так вот, думаю, это не ты волков положил, охотник. А то я заподозрил в тебе слугу Мортис, уж извини. Да и рогатина у тебя другая.

«Другая? Интересно, где и когда он успел увидеть прежнюю?» — насторожился Лиэн. Впрочем, может быть, вор видел его в столице с Тинирой.

Он скользнул взглядом по группе эльфов, окруживших теурга, из-под шлема которого выбивались алые и золотые пряди. Но дичайшего из диких эльфов привлекала не красота магессы, а доспехи всех ее черноволосых соратников — кто-то из них напал на мастера битв, а уж царапину от драконьего ножа Лиэн увидел бы издалека. Неужели враг сменил доспех? И почему это вообще так заботит Лиэна, когда у него совсем другая задача, которую больше некому решить?

Встретив изумленный взгляд Эосты, он понял: надо не просто уходить, а бежать отсюда сломя голову. Для подобного изумления могла быть лишь одна причина: девушка, спасенная им в Запретной роще, узнала его. Если что и могло проникнуть за иллюзорную личину Лиэна, то только взгляд пророчицы.

Попятившись, Лиэн нырнул в кусты, но через десяток шагов его рогатина намертво вцепилась в толстую ветку и не пожелала разжать корни. Хоть бросай ее тут!

— Попался! — рассмеялась подошедшая дриада. — Опять решил сбежать?

— Иссиана, ты не понимаешь. Мне нельзя идти с вами.

— Это ты не понимаешь, Лиэн, что тебе пора присоединиться к наследникам лорда Даагона.

— Да зачем мне наследство какого-то там лорда.

— Какого-то? — Изумрудные глаза эльфийки удивленно расширились. — Об этом я не подумала, ты можешь не знать… — Она нахмурилась. — Ты знаешь, кто твои отец и мать, Лиэн?

— Я знал когда-то, наставник говорил. Но забыл. Иссиана, отпусти рогатину, пожалуйста.

— Зачем она безродному?! — сердито прищурилась дриада. — Ради чего? Забыл он, надо же… вот взял и забыл отца с матерью, давших тебе жизнь!

«Разве это жизнь?» — мог бы сказать Лиэн. Впрочем, ничего лучше у него не было, значит, и за эту жизнь он еще поборется.

— Учителя многое заперли в моей памяти, и я согласился на это, — признался он. — Придет время — вспомню, если это будет необходимо для моей цели. Или когда научусь себя полностью контролировать.

— Опасаешься, что выдашь себя друидам Древа Смерти? — тихо спросила она.

Лиэн хлопнул ресницами и опустил руки, отдиравшие рогатину от ветки.

«И что теперь? Не надо было лезть в древо Иссианы. Не запаникуй я тогда, утратив учительский посох, прими бой с демоном, и ничего этого не было бы. Но не убивать же ее, учитель! Я не хочу!!!»

Дриада, увидев его остановившиеся зрачки и напрягшиеся мышцы, шепнула едва слышно:

— Я не выдам тебя, Лиэн, даже если бы ты не стал мне приемным сыном. Ты не один в мире, ты теперь не одинок. Я хочу помочь.

И она с облегчением вздохнула, когда чудовищная тень, мгновенно заслонившая лицо охотника, ушла.

— Но послушай меня, мальчик мой. Маг Хоэрин полагает, что слуги Мортис ищут тебя именно в этом отряде. Может быть, друиды уже поняли, что ты умнее, чем думал… чем они думали, и держишься поблизости. И они наверняка не оставят без внимания ни одного эльфа, идущего в гномьи горы, а значит, при их следующем нападении ты окажешься в одиночестве. Лучше держаться вместе. Мы с Тиаль сможем защитить тебя. Ведь и наши жизни, и жизни всех эльфов сейчас зависят от твоей стойкости. А если тебя схватят?

Он покачал головой:

— Не беспокойся за это. Даже если весь Алкмаар придет за мной, им меня не взять. Об этом мои учителя позаботились. У меня есть последняя руна.

— Что значит последняя?

— Петля времени.

— Полное изничтожение? — прошептала дриада, страдальчески сведя брови.

— Это же благо, Иссиана! Одна руна — и пытка окончена. Как бы я хотел прекратить все это! Но Древо никуда не денется, оно всосало уже много жизней, и я слышу их. Каждый раз слышу, каждую новую жертву! И я не хочу, не могу допустить, чтобы оно осталось. Это невыносимо — понимать, что меня-то не будет, мне хорошо, а оно продолжит расти, жрать, убивать! Если бы я вовремя успел к Посоху Духа!

Он сел на землю, обхватив лоб ладонями. Иссиана, обняв его, погладила встрепанные, все еще испачканные пеплом волосы Лиэна. Сын врага. Ее сын.

Глава 8. Идущие в ночи

«Как ты его держишь, остроухий?! Это посох мага, а не костыль калеки, и нечего на него опираться! О Всевышний! Кого мне вернул Лазгурон?!» — в который раз всплыл в памяти голос отшельника Раэрта.

Но что старый мудрец понимал в охотничьих рогатинах? Совсем ничего. Не понимал, например, зачем обязательно должна быть перекладина. А она — для рук, чтобы не соскользнули к когтям и раззявленной пасти зверюги, когда прижимаешь ее к земле и держишь, чтобы выхватить нож. И на древко должно быть удобно опираться при дальних переходах, когда выслеживаешь какого-то определенного зверя. А когда, как сейчас, приходится беречь комель с растопыренными пальчиками корней, помощница становится обузой.

Зато потому он и заметил ее шевеление, что бережно нес в руке. Знакомая искра куснула сердце: Лиэн снова ощутил след меча. Ошибки быть не могло. Тот самый проклятый меч и эхо его боли. Где-то далеко клинок стонал.

— Не нравится мне это, — пробормотал охотник. — Глупо наступать второй раз на тот же меч.

Но не сворачивать же теперь.

Направление пути совпало: на восток, к горам. Туда же вели следы отряда, бившегося в лесу Вереска. Лиэн решил идти позади. Из головы не выходили слова дриады о поисках нового Посоха Духа. Это была действительно надежда.

Он шел по ночам уже неделю. При Большой ему спать нельзя, даже совсем немного — в этом он убедился, когда нечто, пришедшее во сне, резало волчьи горла с такой ловкостью, какой сам Лиэн отродясь не обладал. Все, забыли об этом. Нельзя, и точка.

Нельзя драться с нежитью — почуют. Ладно, проехали. Уже ничего не исправишь. Слежки за собой Лиэн не замечал, не считая одиночные серые тени, что изредка мелькали вдалеке. Если это и были волки, то не стая. Те, судя по следам, шли где-то далеко впереди.

Что там еще из запретов? Нельзя показывать второе лицо. Хотя поди, разберись, какое из его лиц — истинное. Просто не хочется считать таковым черную, потрескавшуюся, как статуя в храме богини Солониэль, морду.

Нельзя целовать девушек. Точка. Забыли.

Нельзя умирать. Ну, это так, в общем. Никому особо и не хочется.

Пять «нельзя» на каждый корешок комля посоха-рогатины.

Когда рогатина на плече, древесная растопыренная «ладошка» колышется перед глазами и словно раздвигает лесные заросли. А стоит взять в руку древко вилами вперед, она заметает за ним следы. Это Лиэн обнаружил, когда потерял нож у ручья, в котором долго отмывался от жирного праха мертвяков, решил вернуться по своим следам шаг в шаг и заплутал. Может, потому волки и теряют его след?

Нож охотник все-таки нашел. И вот там-то, когда он смотрел, как стекает ручей в круглую ложбинку, разбивая там отражения Лун, и возник вопрос: а откуда в его недоделанном посохе-рогатине взялись такие силы, что он крошил мертвяков без передышки? Такого просто быть не могло, неоткуда таким силам взяться. И магический подарок Иссианы, тайком положенный в ладошку корней, не мог такого сотворить, хотя он и помогает теперь в пути.

С этим предстояло разобраться, как разбирался Лиэн с другой задачей: на каждом привале доставал нож из драконьей кости и тренировался, распаляя его невидимые руны одновременно со вторым лицом и гася их. Учился держать.