Он ударил посохом в землю.

Ему поднесли румяный, свежий каравай.

– Благословляю этот хлеб! И все яства эти! И напитки! И людей этих! Все, что ни делают они в этот день и ночь, благословенно!

Он отломил кусок от каравая и передал его дальше. Все отламывали по кусочку, ели, пока молча. Сосредоточенно, чтобы почувствовать вкус общего на всех хлеба.

Священник взял со скатерти большую, глубокую чашу. Туда из специального меха налили вина. Красного и яркого, как кровь.

Отпив немного, Тиберий пустил вино вослед хлебу. И снова каждый сделал глоток.

Вина не доливали, но удивительным образом терпкой сладко-горькой влаги хватило всем. И когда чаша вернулась в руки к священнику, он перевернул ее, и все увидели, что она пуста.

И тогда все закричали, загомонили, засмеялись! Чудо ведь! Пусть и небольшое, а все же! Хорошо, когда праздник начинается с чуда.

Отцу Тиберию поднесли блюдо с гусиной печенью. Он принял, сел на землю. И началось пиршество!

Мужчины и женщины ели, пили вино, хмельной мед. Смеялись. Шутили. От выпитого у Леона неожиданно быстро зашумело в голове и проснулся зверский аппетит. Он хватал со скатерти все, до чего мог дотянуться. Не особенно даже разбираясь. Все было вкусно! Невероятно вкусно! А вокруг раскручивалась и раскручивалась праздничная круговерть. Уже приволокли откуда-то огромный гулкий барабан, и дед Скагге отстукивал на нем незамысловатый ритм, его старший сын прилаживал струны к большому на вид неказистому гудоку [8] , а рядом ждал сигнала его брат с тремя дудками.

Вот старший кивнул. Изготовился. Дед на миг придержал удар, и они грянули! Громко! Чуть нескладно, но главное – весело!

Взвизгнула женщина, кто-то ухватил ее поперек тела и потащил танцевать. К ним присоединились другие пары. Схватились за руки, и вот уже бежит веселый хоровод, смеются люди!

Леон тоже смеялся, чьи-то руки пытались вовлечь его в пляску. Он видел хохочущего отца, тот держал за руку мать. Они были счастливы. Ухватив на какое-то мгновение взгляд сына, отец успел подмигнуть. Леон помахал рукой, но родителей уже унесло потоком хоровода. Наконец кто-то подхватил его, с хохотом толкнул в толпу танцующих. Какая-то женщина поцеловала Леона в губы, кто она и откуда, он даже не смог определить! Все сделались будто незнакомы. Леон не мог узнать уже ни одного лица! И только полуголый дед Скагге как бесноватый лупил в свой огромный барабан, а какие-то женщины поили его вином. Старик смеялся и был сейчас похож на себя молодого, крепкого мужчину, плававшего, как говорили, по морю.

Леон несся куда-то вместе с хороводом. Он перестал узнавать тех, кто окружал его! Это были не его односельчане, нет, другие, веселые и прекрасные люди танцевали вокруг, целовались, смеялись! От этого хотелось прыгать, скакать, кричать! И Леон бежал вместе со всеми, его голова шла кругом. Но вот тональность музыки, такой безумной и сумасшедшей, изменилась. И хоровод начал распадаться. То одна, то другая пара отрывались. Убегали с хохотом куда-то в полумрак.

Когда Леона схватили чьи-то нежные руки, он совсем уже потерялся среди лиц, хороводов, танцев.

Герда была прекрасна. Ее щеки раскраснелись, грудь тяжело подымалась, глаза сияли.

Она обняла Леона, прижалась жаркими губами к его губам. Он ощутил, как бьется ее сердце. Часто, сильно!

Схватив его за руку, Герда потащила его куда-то.

– Куда ты?

Она остановилась, Леон снова оказался с ней лицом к лицу.

– Пойдем цвет папоротника искать!

– Цвет чего?

– Глупый. – Ее лицо приблизилось. – Цвет папоротника. Если найдем, всегда вместе будем.

И она нырнула в темноту.

– Эй. – Леон кинулся следом.

– Догони! – донесся ее веселый смех. Впереди мелькнула белая рубаха.

И Леон побежал! Он слышал ее смех и бежал на него, быстро, не боясь споткнуться или напороться на что-то в темноте.

– До-го-ни!

А потом она неожиданно очутилась в его объятиях. Они с хохотом рухнули на траву и покатились по ней куда-то!

Темнота была полна криков, смеха, песен…

Безумная, волшебная ночь. Самая короткая и такая длинная.

Глава 20

Дни стояли жаркие. Солнце высушивало землю, трава желтела. Стадо, которым заправлял Леон, все чаще меняло пастбища, прижимаясь к реке. Там можно было найти свежую зелень. Иногда у горизонта можно было видеть черные столбы дыма, поднимавшегося к небу. Степные пожары. Страшные и безжалостные. Однако ветер гнал их в сторону от деревни, так что беспокоиться пока было не о чем.

Засуха.

В деревне было тревожно, беспокоились за урожай и молились о дожде. Кто-то даже предложил возить воду на поля, лить в траншеи. От отчаяния.

Коровам тоже было тяжело. Трава, хоть и зеленая, содержала мало воды, приходилось искать выходы к обмелевшей реке. Это было трудно, обрывистые склоны часто не позволяли подойти близко. Леон прилагал все силы, чтобы удержать стадо, направить его вдоль берега. Задние ряды напирали, норовя столкнуть первых.

Найти хорошее сочное пастбище было удачей.

Леон уводил стадо подальше от дороги, прокаленная и иссушенная пыль поднималась высоко от любого движения, а потом опускалась на землю огромным облаком, в котором дышать было совершенно невозможно.

В тот день удалось выйти на хороший луг с небольшим, но напористым ручейком и зеленой, яркой травой вокруг.

Леон удобно растянул на кольях шкуру, устроился в ее тени. Тут можно будет держать стадо несколько дней. А там вдруг и погода переменится. Не зря же отец Тиберий обещает.

Когда коровы напились и разбрелись по лугу, Леон увидел вдалеке облако пыли.

Ничего, казалось бы, необычного по такой жаре, однако пылевая завеса была действительно существенной. По дороге, невидимой за холмами, двигалось что-то большое!

Леон встал, огляделся. Получалось, что дорога будет видна, только если подойти к ней совсем близко. Холмы надежно закрывали ее от стороннего взгляда.

В душе мальчишки боролись любопытство и осторожность.

Наконец любопытство победило, и Леон побежал в сторону дороги.

А когда добрался до пологого склона, то осторожно замедлил шаг. Отсюда все было видно как на ладони. Внизу, укрыв лица полосами ткани, двигался большой отряд.

Леон пригляделся и замер.

Впереди ехал на вороном коне паладин. Следом несколько охотников на ведьм и еще с десяток простых солдат с алебардами и лучников. Рядом с паладином двигался человек в странной одежде. Лицо его скрывалось под капюшоном, полы халата свешивались чуть ли не до земли, и Леон подумал, что, слезь тот с коня, одежда будет волочиться по пыли. Не слишком удобно.

Появление мальчишки не осталось незамеченным.

Паладин остановился, посмотрел в сторону Леона, откинул с лица шарф. Мальчишка разглядел широкий нос, глубоко посаженные глаза и шрам, пересекающий лоб.

Повинуясь команде, от группы отделился всадник и понесся в сторону Леона.

Мальчишка сделал пару шагов в сторону.

– Погодите, крестьянин! – Леон уже знал, что так говорят в далекой столице. Странный обычай. – Мне нужна ваша помощь!

Всадник подъехал ближе. Он был высок, широк в плечах, рыжая пыльная борода нахально торчала из-под шарфа.

Когда всадник откинул ткань в сторону, Леону показалось, что на его лице лежит пыльная маска, подобная карнавальной, об этом рассказывал отец Тиберий на своих уроках.

– Я Лютер, оруженосец капитана паладинов Альфреда де Гизермо. Как тебя зовут, крестьянин?

– Леон… – Мальчишка пожал плечами. Добавить к своему имени было нечего. – Господин.

– Очень хорошо, крестьянин Леон. – Всадник улыбнулся. – Что ты тут делаешь?

– Я пастух.

– Значит, селение неподалеку? Скажи, куда ведет эта дорога?

– В нашу деревню.

– А название у нее имеется? – Лютер улыбнулся еще шире.

– Конечно. – Леон почувствовал симпатию к этому человеку, хотя и видел его впервые. – Выселки.