Альберих, поминутно утиравший лицо кухонной тряпочкой, прихваченной со стола торговца Доминика, уверял, что, когда доберутся до гор, станет легче — там ветер овеет, принесет свежесть.

— Это в болоте-то? — хмыкнул Гальванюс, вытиравшийся кружевным платком (словно у опекуна позаимствовал, один к одному).

Легче всего переносила жару Лидриэль — все ж таки эльф, лесной житель, да еще солнечная танцовщица в придачу. Ее солнце не било, как остальных, а ласково гладило по головке.

Заметив, что Рету задыхается от душной жары и тяжелой ноши (жабка не собиралась худеть), Лидриэль коварно попросила

— Я по Плюшечке соскучилась, так нечестно! Всю ночь ее держал и сейчас не выпускаешь. Дай, я тоже хочу понести!

Вырвала мешок у Рету и вручила ему арбалет. А потом взяла, да и вытряхнула Плюшку на пышный зеленый мох.

Жабка сначала зашлась от возмущения, но, увидев, что жалости не дождешься, а Рету идет по тропе впереди, довольно бодро поскакала вслед за солнечной танцовщицей.

Наконец вышли на опушку, увидели старое заброшенное кладбище и скелет, красующийся на колу на пригорке.

Охотников гулять по кладбищу не нашлось, обошли его и холм со скелетом стороной.

Здесь уже были ясно видны горы, у подножия которых заболотилась речка. Особого ветра, как обещал Альберих, не было — но стало легче, хотя бы не так парило.

Альберих и Гальванюс предложили сделать привал, передохнуть и подумать, как быть дальше.

Рету расстелил мешок и сел на него, блаженно вытянув гудящие ноги. Альберих плюхнулся рядом, достал флягу с водой, сделал пару больших глотков и передал Рету. Еще утром Рету побрезговал бы пить из той же посуды, что другой человек, но сейчас хотелось воды, только воды, все равно какой и откуда. Он просто поднял горлышко фляги повыше, разинул широко рот и налил себе в глотку водички, как в чашку. И блаженно сглотнул.

Лидриэль захихикала Она, присев на корточки, чесала Плюшке лоб в знак примирения, а жабка в ответ обвивала ее пальцы своими мягкими выростами.

— Просто припереться в болото — глупо, — начал военный совет Гальванюс, которому ни жара, ни усталость были не в силах помешать выглядеть элегантно.

Он не стал садиться ни на траву, ни на мешок, так и стоял с кружевным платком в одной руке и арбалетом в другой. И от воды отказался.

— А что не глупо? — сварливо спросил Альберих. — Если хочешь мое мнение знать, эта затея с самого начала — сплошная дурость.

— Оставим начало в покое, — отмахнулся небрежно платком Гальванюс. — Если ящеры сидят в болоте, надо к ним подобраться незаметно. Я предлагаю обходной тропкой до гор дошагать, найти там удобную высоту над болотцем и расстрелять их с господствующей позиции, без шума и без драки. Зачем нам лишний риск?

— Идея хорошая, — нехотя одобрил Альберих. — Соваться под их мечи мне как-то совсем не хочется, я обещал жене, что останусь живым.

— А что за обходная тропка? — спросила Лидриэль. — Это так, для красного словца, или она существует?

— Раньше старая, удобная тропа вдоль реки шла, — объяснил Гальванюс. — Тут и вода, и дрова рядышком, все есть. А вторая вела в лагерь наемников Харрада. Она не такая удобная, зато короткая, они по ней к Доминику за выпивкой бегали, когда трубы горели. Мы этой тропкой можем к горам подобраться, а там уже по склону зайти на нужную нам точку. Встречаться с людьми-ящерами в их родном болоте я не хочу, уж увольте. И, как это ни странно, я тоже пообещал жене Альбериха, что ее ненаглядное чудовище, то есть, я хочу сказать, сокровище вернется к ней.

— Тогда чего мы сидим? — кряхтя, поднялся Альберих. — Пошли. Насколько я помню, сейчас поле пересечем, и начнется лесистый такой язык, преддверие гор, по нему тропа и шла

Рету поднялся — и чуть не пошатнулся. Перед глазами заплясали огненные точки. Постоял — и все успокоилось. «Голову напекло…» — подумал он.

Поле прошагали быстро. Оно было заброшенным, на нем буйно росли сорняки. Ветер все ж таки поднялся, ровно тогда, когда необходимость в нем отпала Рету оглянулся назад — и ему показалось, что скелет на колу, покачиваемый ветром, машет им костяной головой на прощание. Это было неприятно, и больше Рету не оглядывался.

Тропу наемников они нашли не сразу — все ж таки она была не основной. Потом обнаружили в зарослях орешника, и тропа повела их по склону пологого холма. «И правда горный язык, — подумалось Рету. — Высунулся и до поля дотянулся. А на нем лес нарос».

Арбалет оттягивал руку. Плюшка пыхтела рядом, у колена, прямо как верная овчарка Она тоже устала, как и Рету, и они серьезно отстали от остальных. Лидриэль откровенно развлекалась прогулкой, длинные ноги легко несли ее по любым лесам. Она смотрела на верхушки деревьев, которые качал ветер с гор, и мечтательно улыбалась чему-то своему. Гальванюс шел первым и был озабочен тем, чтобы не потерять тропу. Сухопарое сложение делало его схожим с Лидриэль, во всяком случае, он не надрывался, шагая по склону, пусть и не крутому. Альберих сопел ему в спину, но шел упрямо, ровно и было видно, что так он может пройти полдня, если не день, не останавливаясь. И только Рету ковылял, как старый хромой осел.

Разозлившись на себя, Рету решил догнать хотя бы солнечную танцовщицу: подручные королевы Мародеров были уже значительно выше по склону. Но злость не прибавила дыхания, не принесла сил уставшим ногам, и Рету, ненавидя себя, остановился, чтобы передохнуть перед рывком.

Лидриэль тоясе остановилась, замерла, поджидая его на тропе, разрезавшей пышные заросли напополам. И это снисходительное ожидание радости Рету не прибавило.

Но Плюшка неожиданно громко взвыла и грузными скачками понеслась к солнечной танцовщице. А Рету увидел, как от зеленых зарослей отделился зеленый же силуэт, обрисовалась тяжелая голова с маленькими глазками, зубастая пасть, чешуйчатое мускулистое тело — и два меча взлетели над человеком-ящером, выбравшем жертву.

Рету вскинул арбалет и спустил арбалетный крючок, даже не задумываясь, не вспомнив, заряжен ли он. Ящер дернулся — стрела вошла в чешуйчатую грудь по оперение.

С другой стороны тропы перед Лидриэль выскочил второй человек-ящер, в него выстрелил сверху Альберих, но, боясь задеть солнечную танцовщицу, промазал и прыгнул с мечом вниз.

Лидриэль отшатнулась от раненного стрелой ящера, оба его меча прошли мимо. Вторая — смертельная — стрела впилась ящеру в спину: это был арбалет Гальванюса Человек-ящер упал зубастой мордой вперед.

А со вторым ящером сошелся в схватке Альберих. Перепуганная Лидриэль шагнула с тропы, по-эльфийски слилась с кустами. Под прикрытием зелени стало легче, и она как-то сразу, в одно мгновение, не словами, а картинкой поняла, что Гальванюсу и Рету стрелять теперь сложно, но с одним мечом Альберих против двух мечей долго не выстоит.

И легкая лесная тень возникла за спиной человека- ящера, всадив ему под лопатку меч его же чешуйчатого собрата.

А потом Альберих долго-долго со вкусом ругался. Досталось всем, но в первую голову Гальванюсу, которому торговец Доминик человеческим языком сказал, что он не может призвать на помощь наемников, потому что ящеры не дают. Где же им еще добычу караулить, как не на тропе, по которой ходят, — по старой дороге теперь только нежить, наверное, рискнет до болота гулять.

Гальванюс грустно оправдывался, что виновато множество причин, усталость, рассеянность и, главное, настучавшее по голове солнце, из-за которого он совсем запамятовал о словах торговца Доминика и не придал им нужного значения. И отсутствие опыта — он правда считал, что ящеры сидят в новеньком подгорном болоте и не думают вылезать, особенно днем.

В итоге Альберих сказал Гальванюсу, что маленькая жаба умнее и наблюдательнее его, а Гальванюс ответил, что он и без нападения людей-ящеров это знал. Так и помирились.

— Ну ладно, — сказал Альберих, которому Гальванюс забинтовывал руку выше локтя, — хоть до скал по такой жаре не тащиться, и то хлеб.

Рету был с ним согласен, хотя ни за какие сокровища мира не смог бы объяснить себе, почему он, Рету, попал в цель. И куда надо целиться в следующий раз, чтобы вот так же попасть. Зеленые кусты и острые зубы человека-ящера теперь маячили перед его внутренним взором. И еще ему было неприятно, что рубахи у него мокрые от пота — хоть выжимай.