Как и по всей Империи, крыши Саразена были синего цвета. На кровлях баронского замка черепица потемнела от времени, синий превратился в серый. Десятилетний упадок государства не прошел бесследно, подновлять черепицу было не на что и некому. А многие шептались, что и незачем кто знает, что будет завтра?
Охотники из преисподней не торопились попасть в город: впереди была ночь, когда ничто не помешает бездне воцариться в Саразене. Тем более все были там, все, кому надо. Археолог-асассин вместе со своими людьми скрылся в воротах города. И мерцающие желто-зеленые следы магии дриады уводили туда же, в ворота Архидьявол видел это ясно и отчетливо.
И адский герцог Сисульф повел свое маленькое войско в горы — поохотиться на медведей. Только ведьма осталась наблюдать за въездом в Саразен.
Ведьма никому не сказала, что тоже видит магический след, тянущийся за подручными королевы Мародеров. Может быть, не так явственно, как архидьявол, но вполне различимо.
Ведьму забавляло это задание. Она знала, что может найти беглецов прямо сейчас. И знала: никто ее подвига не оценит, лавры победителя все равно достанутся Адскому герцогу. Но осознание своего могущества подогревало честолюбие. Ведьма решила, пока есть свободное время, прогуляться в город. Тем более что именно ей из всей Дикой Охоты это было проще всего сделать.
Неприметной мышкой она проскользнула в ворота, смешавшись с кучкой возвращающихся со своих полей горожан, которые жить предпочитали под защитой каменных стен, но, чтобы не умереть с голоду, были вынуждены держать поля и огороды за пределами города.
Очутившись в Саразене, ведьма низко-низко опустила капюшон и пошла по магическому следу, который привел ее к подручным королевы Мародеров.
Холодная улыбка осветила лицо ведьмы, неразличимое под надвинутым капюшоном. На мгновение она скинула его, чтобы разглядеть розовую карету, медленно катящуюся по запруженной народом городской мостовой. Улица была забита по одной простой причине: все торопились попасть на Плаховую площадь. Господин барон вернулся из похода с захваченными разбойниками и сейчас их должны были прилюдно казнить другим в назидание. Вот народ и спешил посмотреть, порадоваться, повеселиться. Горожане очень любили барона Амори за эти публичные казни. Улочки, ведущие к замку, напоминали ручьи и речки, по которым вода текла против законов природы не вниз, под горку, а наоборот, наверх.
И розовая карета застряла в людском море.
Никто и не заметил, как на ее подножку вскочила легкая фигурка в длинном плаще. Тонкая ручка молниеносно просунулась в окошко. На мгновение прижалась к роскошной шелковой обивке.
Так же незаметно фигурка соскочила и исчезла в толпе.
В карете солнечная танцовщица взвизгнула от ужаса, увидев, как обугливается шелк под неясной ладонью, появившейся непонятно откуда и исчезнувшей непонятно куда. Черная рука, знак Легионов Проклятых, привет от Дикой Охоты, красовалась перед беглецами.
Впереди раздались восторженные крики, люди пошли быстрее. Казнь началась, все боялись пропустить самое интересное.
В баронский замок подручным королевы Мародеров и их подопечным удалось попасть без всякого труда. Наоборот, там только обрадовались приезду двух прекрасных путешественниц. Ведь публичные казни разбойников были развлечением для черни, знать же с нетерпением ожидала бала. И украшением бала, конечно же, будут так кстати прибывшие гостьи.
— Во вляпались, — хмуро подтвердил Альберих, узнав об этом
А Лидриэль обрадовалась: сбывалось то, ради чего она воровала платье у старшей сестры, то, ради чего она пустилась в путь. Она побывает на имперском балу! Самом настоящем, пусть и приграничном, вот красота! Это известие заставило ее забыть даже про Черную руку.
Альберих с Гальванюсом ее радости не разделяли. Они сидели в карете и пялились на метку, оставленную ведьмой, пока Лидриэль отправилась смотреть свои покои и выяснять, есть ли там зеркало большого размера, а Рету поволок за ней пожитки, как должен это был сделать всякий правильный мальчишка на побегушках.
Карета стояла в небольшом внутреннем дворе замка.
Лошадей распрягли и отвели на конюшню. Конюшня располагалась выше внутреннего двора, и туда вела специально вырубленная в скале Конская лестница.
Двор был пустынен, даже конюхи постарались сбежать посмотреть на публичную казнь.
— Дикая Охота в Саразене, — сказал наконец Гальванюс. — И издевается. Толку-то, что мы прятались и переодевались — они здесь и смогут найти нас, когда им вздумается…
— Ну, переодевались-то мы, предположим, чтобы ассасинам глаза отвести, — заметил Альберих, любящий точность. — Но скажи мне на милость, видел ли ты когда-нибудь, чтобы вот так легко охотник настигал беглецов?
— Видел, — равнодушно обронил Гальванюс. — Тогда добыча была меченая.
— Но мы-то не добыча! — возмутился Альберих. — Судя по размеру ладони, небольшой ладони, это была ведьма. У демонов лапищи — ого-го, они бы всю стенку насквозь прожгли. Я видел, как эта тварь в плаще с подножки спрыгнула, но где же тут догонишь, когда все к плахе понеслись как помешанные. Без них, видите ли, руки-ноги рубить будут.
— Ведьма могла нас оборотить в одно мгновение — и не оборотила. Почему? — вяло спросил Гальванюс и почесал затылок, сдвинув дамский парик на нос. — Почему?
— Может, внимание не хотела привлекать, может, сначала попугать нас решила, чтобы мы потрепыхались, — начал выдвигать различные предположения Альберих. — Демоны ночью любят свои дела обделывать. Ты чего, как пес шелудивый?
Гальванюс надвинул парик обратно и от затылка перешел к шее.
— Я когда сильно волнуюсь, чешусь, — буркнул он. — Да еще в этих кружевах и локонах упрел с непривычки.
Он засунул руку в отделанный кружевами вырез платья и начал расчесывать ногтями спину ниже шеи.
— Этим дамочкам лишь бы лапки к чему-нибудь приложить да обуглить, — припомнил он давние обиды. — Что ведьмы, что эльфы. Клеймо дриады зудит, словно свежеободранное…
— Лапки приложить? — переспросил Альберих. — Ты сам-то понял, что сказал? Мы же магией дриады меченные! Вот тебе и ответ. За нами такой след тянется — что мама не горюй. Любой маг учует.
Гальванюс лишь тоскливо, длинно и витиевато выругался.
Захлопали крылья: над замком кружили, снижаясь, три пегаса. Дело для здешних мест небывалое, даже барон Амори, паладин, обходился обычным конем.
Это прибыли столичные гости, посланцы нового Императора. После возвращения посольства де Лали внимательно следил за тем, что творится в бездне. Подкупленные черти сообщили, что Падший ангел послал отряд в сторону Кентаврийских равнин. Юбер умел не только пировать, но и работать с картами, он просчитал возможные направления движения Дикой Охоты и направил в пограничные имперские города своих отборных головорезов, Призрачных Волков. Это была разветвленная сеть, в нее входили и обычные разбойники, и светские львы.
Встречать нежданных гостей выбежал управляющий замком. Узнав, что барон в городе на казни, столичные гости пожелали полюбоваться зрелищем — и три пегаса снова поднялись в воздух.
А управляющий заметил распряженную розовую карету. Одну-одинешеньку. Подошел и дернул дверцу.
Открывшееся глазу зрелище смутило его: прекрасная дама Бербегуэра восседала на парчовых подушках, закатив глаза к потолку, а угрюмый низенький кучер, примостившись на полу, мял своими грубыми лапищами ее ножки в белых чулках.
Управляющий не знал, куда деться, что подумать.
Дама Бербегуэра опустила глаза, вперила взор в нежданного гостя и почти шепотом, как лучшему другу, доверительно сообщила:
— Вы знаете, так туфли жмут!
— А я вам, госпожа, всегда говорю — в дороге сапоги носить надо… — пробурчал кучер.
— Цыц, мужлан! — треснула его веером по макушке дама Бербегуэра. — Замок полон благородных кавалеров, а ты мне предлагаешь опозориться у всех на виду.
— Да нет никого, — поспешил утешить несчастную даму управляющий. — Все же в городе сейчас, на Плаховой площади. Если вы, миледи, сапожки наденете — никто и не заметит, головой ручаюсь. И ножки ваши отдохнут.