— Перестаньте. — Барон стряхнул руку преследователя. — Идея была прекрасна, пока не зашла слишком далеко.

— Поверьте, еще не слишком. — Знакомые инквизиторы, выплывшие из дверей, взяли Седрика под локти.

— Ну да, — фыркнул тот. — Разглагольствовать просто. Мне же придется связать себя с… этим.

— Всего лишь несчастное больное дитя, — возразил отец Теофил. — Кроме того, она любит вас.

— Только я ее нет!

Сердце Кас сжалось. Она не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни заткнуть уши.

— Вы не понимаете? — продолжил Седрик. — Она… изменилась. Небо! Да мне рядом с ней стоять жутко! Это безумное создание. Пока ваше «бедное дитя» приносило доход в Аартене, все было замечательно. Но где гарантия, что однажды мы не разделим судьбу Жеро? Прибавьте сюда этого неотесанного простака Тревора, готового за нее драться хоть со всей армией, и картина заиграет новыми красками.

— Ну, так все в ваших руках, — заверил инквизитор. — Пару часов потерпите, а после молодую жену в кандалы и в башню. Опомниться не успеет. Камешки же потекут рекой.

— Я протестую! — пролепетал отец Теофил. — Неужели это нельзя никак сделать мягко? Полюбовно.

— Мягко? Полюбовно?! — Барон тряхнул священника за ворот. — С Саймоном попробовали мягко и полюбовно. Распинался перед ним. Рассказывал, что его милая дочурка — чудовище. Что пора трезво смотреть на вещи. А тот меня едва не прикончил. Животное.

— Разве об этом я вас просил? — Голос Теофила слабел.

— Возможно, когда-то она и была очаровательным ребенком, — не умолкал Седрик. — Но теперь это монстр. Скольких Кассия извела за косой взгляд в свою сторону?

Ей было больно слышать собственное имя. Кас казалось, что на ее несчастную голову обрушился топор палача. Даже не топор… молот!

— А скольких вы? — прохрипел священник.

— Они солдаты, их задача идти вперед и умирать, — возразил тот.

— Отпустите его, — ледяным тоном приказал один инквизитор.

— И возьмите себя в руки, — скомандовал другой. — Если опасаетесь скандала, не волнуйтесь. Невесте подмешают слабый состав. Девушка потеряет сознание, якобы от переизбытка чувств. После вам совершенно не обязательно видеться с ней.

— Это вы чудовища! — воскликнул отец Теофил. — И вы сделали бедняжку такой. Зачем отнимать силой то, что дается даром? Она без оглядки жертвовала собой ради вас. Не собираюсь больше участвовать в ваших грандиозных планах. Всевышний не слеп. Все получат свое!

Священник развернулся и направился к входу в часовню.

— Вы слишком много общались с Саймоном, отче. Вдруг одержимость заразна? — ухмыльнулся Седрик.

— Нет нужды запугивать меня, — отмахнулся Теофил. — Я не глуп. Сделайте лишь одно одолжение. Купите себе немного совести.

«Какими же разными бывают скоты, — колотилось в висках. — Вот умудрился согреть душу». Только вместо души открылась сквозная рана. Как молоденькое деревце рубят под корень. Взмах топора, неминуемое падение и треск веточек.

— Минус одна статья расходов, — деловито сказал Седрик. — К чему прикидываться святошей, если у самого карманы не молитвами набиты? Гнилое нутро за красивым фасадом. Новая война разорит Невендаар. Чтобы спасти многих, кем-то принято жертвовать. Если любовь ко мне отвлекает чудовище от жажды крови да к тому же приносит доход… Согласен пожертвовать собой, Я смертельно устал. Усну, как младенец.

Барон твердым шагом прошествовал через всю галерею и скрылся за дверью на другом ее конце, будучи в полной уверенности, что последнее слово осталось за ним.

— Занятный экземпляр, — произнес инквизитор.

— Убежден в своей правоте, — пожал плечами другой. — Под маской заботы о родине прячет ту же самую гниль, если не гаже.

— А мы? — Вопрос повис в тишине.

— Что «мы»? Мы-то все о себе знаем. И не питаем иллюзий. Не возражай, не болтай лишнего, слушай и действуй на благо Церкви. У каждого своя ложь, каждый защищается от правды по-своему.

Кас не заметила, как они ушли, как наступило безмолвие. Не уследила, куда пропали инквизиторы, и даже не поняла, как оказалась на полу. Она лежала на боку, сжавшись в комок, как больная собака.

— Может, сон? Вдруг привиделось? — шептала Кассия, почти касаясь камней губами.

— Нет лжи хуже и опаснее, чем ложь самой себе, — сообщил внутренний голос. — Нас использовали. Цинично и подло.

— Бедный Саймон… — Кас села, обхватив голову руками.

— Мы разрушили его жизнь, — продолжала невидимая собеседница. — Походя, незаметно, почти нечаянно, как смахивают чашку со стола. Но другого такого нет и никогда не будет. Уж лучше бы не было нас.

— Так это поправимо! — Она вскочила и кинулась прочь из галереи.

— Куда? — раздался внутренний голос.

Коридоры и лестницы сменяли друг друга. Непроглядная тьма подступала со всех сторон, страх хватал за горло. Только чернота гнездилась не снаружи, а внутри. Светлые моменты жизни уже не повторятся. Вот Саймон учит стрелять ее из лука. Он держит ручку маленькой Кас своей рукой. Пальчикам нестерпимо больно натягивать тугую тетиву, но реветь нельзя. Саймон не станет гордиться плаксой. А вот тот же Саймон смастерил похожие, как близнецы-братья, кораблики и наблюдает за нешуточной гонкой. Вода в ручье бурлит и пенится, силясь сбить игрушечные суденышки с курса, но те не поддаются. Сэм, Тревор и Кассия мчатся вдоль берега, не давая корабликам остановиться, сев на мель. Кассия тогда завязала подол узлом на боку, чтобы тот не путался в ногах.

Если бы Кас решила кричать и звать на помощь, никто бы не откликнулся. Весь замок прекрасно знал, что Фальвикская Дева не в себе. Из желающих встретить ее ночью на узкой дорожке очередь не стояла. А кричать и звать хотелось, только кого? Кто в силах помочь, когда ничего не исправить и никого не спасти?

Как и в своих кошмарах, Кас стремилась вырваться на волю, на простор, где можно вздохнуть полной грудью. Кассия представила серое небо за ровными зубцами крепостной стены. В небе облако, оно клубится, приобретая черты Саймона. Отец улыбается с хитринкой, с озорным прищуром, открыто и от всей души. «А хорошо было бы, если бы там сейчас шел дождь, — подумалось ей. — Он смоет все».

Эти мысли все быстрее и быстрее гнали вперед. Кас стрелой взлетела по винтовой лестнице на верхнюю площадку башни. Тяжелый деревянный люк осыпал ее трухой и пылью, прежде чем поддался ее усилиям. Девушка зажмурилась.

— Не сон, увы. Тот бы уже кончился, — подытожил внутренний голос.

Ветер пронизывал насквозь. Дождя не было. Зато серое, в облаках небо было. Густой туман накрыл Фальвик. В белом мареве мерцали огни города. Сотни домов, тысячи людей, и нет никого, кто готов был бы принять в свои объятия. С камнями ли, без них, богатой ли, бедной, честной ли, доброй ли… Такой, какая она есть. Такой, какой принял бы ее Саймон. В глазах у нее стояли слезы.

— Постой.

Словно из преисподней, за крепостной стеной всплыл зыбкий призрак Виллоу. Она колебалась в тумане, как и приличествует привидению.

— Ты вернулась сказать, что предупреждала? — Кассия пошатнулась и опрокинулась на спину.

— Нет, — покачала головой старуха. — Я вернулась, чтобы пожалеть тебя. Чувствую твою боль как никто.

— Мужчины не прощают перемен, — всхлипнула Кас. — Старалась ради него… А он меня использовал и отверг.

— Так может, мы просто любим не тех мужчин?

Призрак переступил через стену и шагнул к Кассии. Только это была уже не Виллоу! Едва заметный силуэт ведьмы распахнулся, как полы плаща, выпуская наружу величественное существо, настолько же омерзительное, насколько прекрасное, завораживающее своей сверхъестественной истинной мощью. Остроконечная корона венчала голый, оскаленный череп, в глубине пустых глазниц которого сиял зеленоватый свет. Так же мерцали складки ее свободного платья, непрестанно колебавшиеся, словно крылья, несмотря на то, что никакого ветра не было и в помине.

— Назови меня по имени.

Огромный скелет занимал едва ли не всю наблюдательную площадку. Он то расплывался в воздухе неверной рябью, то снова обретал видимые очертания.