– Послушай, ты был бы не ты, если бы главный аргумент не припас напоследок.

Рональд рассмеялся.

– Верно. Ты меня не очень забыла.

– Выкладывай.

– Серж не показывал тебе фильм о К-инсайтах?

– Нет. А что это за инсайты?

– Не успел, значит. К-инсайтамигравитонцы именуют особые озарения, которые они испытывали вблизи коллапсировавшей звезды Кронос. Эти озарения они записывали мнемографом и смонтировали видеоролик. Фильм получился прелюбопытный, я видел его на экранах «Нерея».

– И «Нерей» здесь?

– Конечно. Жив, курилка.

– Да все не так уж плохо!

Рональд улыбнулся.

– А кто говорит, что плохо? Слушай дальше. В К-инсайтах, кроме всего прочего, Кронос показал портреты Будды, Гиппократа, Роджера и Френсиса Беконов, массы других известных людей. Причем в исторической достоверности этих портретов лично я мало сомневаюсь. Понимаешь, что это значит?

– Хочешь сказать, что за человечеством издавна присматривают?

– Не только присматривают, а время от времени… воодушевляют, что ли. Как раз тогда, когда жить особенно тяжело. Особенно тем, кто мыслит. Серж объясняет такое вмешательство своеобразной гуманностью. Те, кто старше нас, не могли отменить биологической эволюции как способа выращивания разума, хотя и вполне отдавали себе отчет в мучительности этого процесса. С другой стороны, они знали, что цель того заслуживает. Поэтому старались ободрить, приоткрывая отдельным людям завесу над будущим. Возможно, именно такие озарения, трансформируясь в сознании наших предков, привели к возникновению понятия о рае.

– И все для того, чтобы, получив разум, мы не лишились жажды жизни?

Рональд пожал плечами.

– Другого объяснения не вижу. А ты?

– Гипотеза соблазнительна. Но в ней слишком много допущений, чтобы сразу уверовать.

– Осторожно высказалась, командор.

– Уж с тобой-то я могу быть откровенной! Ночка была…

– А! Так это – откровенность! – рассмеялся Рональд. – Что ж, чистосердечное признание заслуживает награды.

Неожиданно он спрыгнул с лавки, на которой прошла ночка, и протянул руки:

– Сударыня, а не чувствуете ли вы потребности в материальной пище?

– Потребности? Не то слово! Во мне ягуар проснулся.

– Тогда идем, вашекошачество!

Едва дав одеться, Рональд вытащил ее под палящие лучи местного светила. Вопреки жаре, на поляне перед домом горел костер. Отмахиваясь от насекомых, слетевшихся на запах, у огня хлопотала знакомая долговязая фигура.

– Якоб, старый осьминог! Ты все еще числишься в списках Космофлота. Приветствуй командора!

Ван Вервен отсалютовал поварешкой и стал на одно колено.

– Разрешите кормить экипаж, мэм?

Маша взялась за его растрепанную голову и поцеловала в лоб.

– Ну, как вы тут без меня жили?

– Разнообразно. Скучать не приходилось, – улыбнулся океанолог. – Вот, готовить научился. А Рональд что же, не рассказывал?

– Да как-то… – замялась Маша.

– Ну, понятно.

– Кхэм, – деликатно сказали сбоку.

Там, сбоку, у баньяна стоял невысокий, но едва ли не столь же широкий, как и ствол дерева, мужчина с еще более лохматой, чем у Ван Вервена, головой и густой бородищей.

– Стоеросовы мы, – сказал бородач, кланяясь и Маше и баньяну одновременно. – Свиристел Палыч.

– Мария, – сказала Маша.

– А по батюшке вас как?

– Мария Джеймсовна.

– Очень приятно, – Стоеросов осторожно пожал Машину руку. – Дружки мы с вашим супругом, стало быть. А потому дружки, что если б не его подводноходная посудина, потопил бы нас адмирал Василиу. Как пить дать, потопил бы.

– Пить дадим, – пообещал Якоб.

– За что же адмирал Василиу хотел вас потопить? – удивилась Маша.

– Так война же.

– А, вот оно что. Война у вас. Из-за чего?

Стоеросов почесал голову.

– Я так полагаю, императору курфюрст надоел.

– И этого достаточно? – еще больше удивилась Маша.

– Разве мало? – в свою очередь удивился Стоеросов.

– А кто прав?

– Да тот, кто победит, – усмехнулся бородач. – Но первым напал базилевс-император. Зятя моего чуть не убили. А он мужик хороший, даром что барон.

– Прошу к столу, – пригласил Ван Веревен. – Политика пусть повременит.

– А пущай, – согласился Стоеросов. – От нее пищеварение портится.

Обедать сели в горнице, поскольку жара становилась нешуточной, да и насекомых хватало. Не хватало кондиционера.

К столу были поданы клубни картофеля, сваренные в собственной кожуре, сушеный хлеб с забытым названием «сухари», крупные ломти вареного, а потом подрумяненного прямо на открытом огне мяса.

Суровую мужскую трапезу несколько скрашивала гроздь мелких и зеленоватых местных бананов, играющая роль десерта. Малое количество блюд компенсировалось гомерическим количеством пищи.

– Это что, мясо животного? – ужаснулась Маша.

– Аккурат утречком добыл, – кивнул Стоеросов. – Совершенно свежее.

Маша заглянула в его спокойные светлые, будто выцветшие глаза, и не удержалась от вопроса:

– Вы в самом деле пират, Свиристел Павлович?

Стоеросов сокрушенно вздохнул.

– Не так чтобы очень, но немножко было. По молодости, да по дури. Только это все в прошлом, сейчас я на службе у курфюрста, патент даже есть. Он у меня в скампавее лежит. Потом покажу, ладно?

– О, конечно. Обед ждать не может. Якоб, пахнет от стола восхитительно.

Ван Вервен благосклонно кивнул. Наклонившись, пошарил под столом и извлек кувшин. Там был местный алкогольный напиток, названия которого Маша не запомнила. Мужчины выпили и зажмурились. Маша удивилась тому, что Рональд не стал закусывать. Видимо, было нужно по каким-то соображениям.

– Ох, – сказал пират Стоеросов. – Такое делать не могу. Вот в двух умениях Ронни меня превзошел.

– А второе какое? – полюбопытничала Маша.

– Да побил он меня.

– Как – побил?

– Джеймсовна! Можешь не верить – голыми руками. Сначала спас, а потом побил. Наш человек! Врут все про небесников, теперь я точно знаю.

– Боже, – с изумлением сказала Маша. – Ронни, это правда? Ты дрался?

– Тайны начинают открываться, – пропел Якоб.

– Джеймсовна, не серчай, – вступился Стоеросов. – Вишь ли, сгоряча хотел я тех матросиков имперских… А они же подневольные. Ну, в общем, правильно меня тогда поколотили. Здоров же твойЮсиевич драться, ей-бо! – с уважением сообщил Стоеросов. – Случалось, и раньше меня побивали, если эдак втроем, скажем, наваливались. А в одиночку, да так быстро, – не, такого не бывало, вот те крест! Я, если хочешь знать, есть первейший в Муроме кулачный боец. Дьяк там один похвалялся, так ты не верь, врут все. Да и помер он уже.

– Как – помер?

– Слушайте, – сказал Рональд, – пойдемте купаться. Жарко.

– Только не в реке, – сказал Стоеросов. – Крокодюкитам повылазили.

– Давайте в море, – предложил Ван Вервен.

– Под скалой?

– Ну да, в заливе. Там ихтиозаврам тесно.

– Идет, – сказал Рональд. – Маша, в спальне есть полотно, из него можно какое-нибудь бикини сделать. Мы подождем.

Маша поняла, что на Терранисе не принято купаться в обнаженном виде. Не полагается командиру звездолета.

Скала, о которой говорил Стоеросов, нависала над небольшим заливчиком. Со стороны моря он был отгорожен отмелью и рядом рифов, через которые с шумом переливались волны.

– Крупные хищники сюда пробраться не могут, – пояснил Ван Вервен. – Ну, я пошел.

Оттолкнувшись, он ласточкой сорвался вниз. За ним, страшно раскорячившись, обвалилсяСвиристел Палыч. Рональд обнял Машу за плечи.

– Красиво здесь, правда? Посмотри вокруг.

Скала, на которой они стояли, завершала узкий мыс. Слева находилось устье полноводной реки. Под обрывом на якоре покачивался старина «Нерей». Ближе к морю, примерно на треть вытащенная на песок, находилась старинная галера со сложенными вдоль бортов веслами и свернутым парусом. Подле нее ватага пестро одетых людей что-то готовила на костре. Караульный матрос сидел на корме судна, болтал ногами и время от времени швырял камни в жутковатые морды, показывающиеся из воды.