– Так в песне поется… – оправдывался я.

– Поется… А повеселее ничего нет?

Четно говоря, я никогда не задумывался, насколько жуткой может оказаться история, если поведать ее в подобающей обстановке. В родных краях песенка про семерых бродяг казалась просто забавной шуткой…

– Да есть вроде и повеселее… – неуверенно сказал я и снова запел:

– Да что же это такое! – возмутился Грош. – И это, по-твоему, – веселая песня?!

Я и сам уже понял, что весельчак из меня никудышный: еще немного, глядишь – и сам зарыдаю от страха.

– Тоже мне – поэт! – разорялся Грош. – И какой от тебя только прок, если ты даже человека развеселить не можешь?!

– Я менестрель, а не шут! – в сердцах выкрикнул я. – Мое дело – не смешить, а пробуждать в людях высокие чувства!

– Ага – желание наделать в штаны со страху! – ехидно парировал Грош.

– Да ты ничего не понимаешь, – пыхтел я. – Ты… Ты…

В следующий миг произошло нечто странное.

Смолкли вдруг мерзкие ночные звуки. И наступившая тишина показалась еще более пугающей, чем окружавшая нас вакханалия звуков. Мы тоже замолчали, настороженно вслушиваясь в эту ватную тишь.

И вдруг скалы осветились мертвенным, дрожащим голубоватым светом. Не сговариваясь, мы подняли глаза к ночному небу.

Там, в вышине, оставляя за собой рассыпающийся искрами след, неслась голубая звезда. В лицо ударило теплым ветром – несильно, даже как-то бережно…

– Падает… – зачем-то прошептал я.

– Ага… – столь же тихо отозвался Грош.

Звезда прочертила в небе бледную, таящую полосу и исчезла за скалами. Через несколько мгновений где-то далеко-далеко, в той стороне, ослепительно вспыхнуло.

И вновь наступил мрак.

Тут же, словно выйдя из оцепенения, взвыли ночные твари – осатанело, будто неистово хотели наверстать упущенное время.

– Это знамение… – гробовым голосом сказал я. Не собирался я больше пугать приятеля – по-другому не вышло.

– С чего ты взял, что знамение? – неуверенно спросил Грош.

– Чувствую… В Невендааре ничего не происходит случайно. А часто ли ты видишь такие странные падающие звезды?

– Нет у меня привычки в небо пялиться, – развязно заявил мой компаньон. – Я не романтическая барышня, я деловой человек. И вообще…

Что должно было последовать за этим «вообще», я так и не узнал – к привычному уже вою и визгу добавились новые звуки – движения, шуршания камней. И тут же со стороны узкой расщелины поползли в нашу сторону зловещие тени.

– А… – пробормотал я. – Что это?

– Где? – Грош подпрыгнул на месте и обернулся.

На фоне размытых черных силуэтов теперь явственно светились бледные зеленоватые глаза.

Многочисленные рассказы, передаваемые из уст в уста и дошедшие однажды до моих ушей, не несли в себе достоверных описаний. Но я и без того догадался, кто пожаловал к костру – по наши души.

– Нежить! – заорал я.

Заглушив меня, разразился воплями Грош. Он бросился к костру, и мне даже показалось на миг, что у него помутился рассудок: вместо того чтобы бежать сломя голову, он принялся ворошить костер. В сторону незваных гостей полетели горящие поленья. Из темноты донеслось рычание – недовольное и, похоже, несколько удивленное. Но рассчитывать на испуг зловещих пришельцев было глупо.

– Бежим! – завопил Грош и бросился наутек.

Я успел подхватить сумку и драгоценную лютню и, спотыкаясь о камни и корявые корни, поспешил следом. Обиженное рычание толкало в спину, как ураганный ветер.

Все-таки Грош был ценным приобретением в моем путешествии: в подобной ситуации я ни за что не догадался бы захватить с собой горящую головню – что и сделал мой ушлый попутчик. Надо было освещать себе путь – противное грозило переломом ног и следующей за этим неизбежной встречей с преследователями.

Впрочем, ужасные тени быстро отстали: то ли были изначально неторопливы, то ли потеряли к нам интерес. А может, сами испугались нашей бурной реакции.

Хотя если подумать – откуда взяться нежити на землях Империи? Какие-нибудь неприкаянные бродяги, охотники за заблудшими душами…

Результатом бегства стало другое, не менее удручающее обстоятельство: мы заблудились. И без того едва различимая тропинка напрочь растворилась в ночи.

– Замечательно, – бормотал Грош, наспех сооружая новый факел, пока не истлела выхваченная из костра головня. – Только этого нам не хватало…

– Может, остановимся и дождемся утра? – робко предложил я.

– Нет уж, дудки! – решительно сказал Грош. – Я теперь ни минуты на месте не усижу – мне всюду будут эти самые мертвяки мерещиться. О, смотри: легки на помине!

Я поначалу подумал, что Грош говорит о нежити. Но, посмотрев себе под ноги, понял, о чем говорит приятель.

Поперек дороги лежал человеческий скелет.

– Ох… – пробормотал я. – Кто это его?

– Его? – усмехнулся Грош. – Я бы сказал – «их»!

И сделал широкий жест, словно представлял мне своих добрых знакомых. Хотя вряд ли можно было бы кого узнать в огромных грудах выбеленных временем костей, края которых терялись в ночи.

– Интересно, что здесь такое произошло? – задумчиво сказал Грош. – Уж не твоя ли нежить постаралась?

Ответ пришел сам собою: едва мы сделали несколько шагов по отвратительно хрустящей поверхности, из мрака выплыло нечто ужасное.

– Что это? – сглотнув, сипло спросил Грош.

Я не сразу нашел в себе силы ответить. В конце концов, я сам впервые видел подобное. С трудом заставил себя сказать:

– По-моему, череп…

– Вижу, что череп. Но чей? Грош будто боялся сказать вслух это слово.

– Череп… дракона, – выдавил я.

Мы как загипнотизированные двигались вперед, сквозь узкое ущелье, и теперь стал виден мощный хребет, изогнутые, как гигантские сабли, ребра и длинные, но легкие кости крыльев. В тот момент останки этой твари показались мне просто чудовищными. Я не знал еще, что найденный нами экземпляр был довольно скромных размеров.

– На костях лежит, – пытаясь казаться развязным, сказал Грош. – Наверное, подох от обжорства…

– Ты бы это… Почтительнее о драконах. Все-таки эти скалы – их территория, – напомнил я.

– Кто спорит… – осматривая смешанное, драконье-человеческое кладбище, сказал Грош. – Наверное, здесь у него было логово. Или гнездо – что там полагается этим тварям?..

Я подошел к черепу. Пожалуй, я спокойно уместился бы в пасти его хозяина. Но к естественному страху теперь примешалось новое чувство.

Благоговение. Я впервые столь остро почувствовал, что прикоснулся к легендарному миру своих детских грез. Пусть в действительности все оказалось не столь сверкающим и привлекательным, пусть мир этот был наполнен странными, порою отталкивающими видами, звуками и запахами – он был реален, и я сам уже стал его частью.

Рука сама собою, против моей воли, протянулась к зияющему провалу глазницы. Пальцы ощутили шершавую поверхность остатков чешуи.

– Не трогай, – брезгливо сказал Грош, но я не слушал его. Остов чудовища манил к себе, как манит иногда, завлекая страхом, сырой темный подвал, как притягивает взгляд морская бездна…

Провел ладонью по прекрасно сохранившейся верхней челюсти. Удивительно – зубы монстра были по-прежнему остры, как иглы, и торчали, ощетинившись в несколько рядов. Попробовал остроту на ощупь и, вскрикнув, отдернул руку: в ладони, в бледном свете факела, сверкнули капельки свежей крови.